Представьте себе ветку дерева, громоздкую, витиеватую и шершавую. Нанесите на неё краску того цвета, который вам больше всего нравится, и отпечатайте на бумаге. Что получилось?
Поместилось ли всё на ваш листок? Видны ли все изгибы веток? Заметны ли все детали коры? Возможно, краска где-то случайно капнула и залила фрагмент отпечатка? Можно ли по отпечатку понять, как выглядит ветка на самом деле?
Так создавалось это эссе.
Рассказывая свою историю, мне хочется быть предельно искренней, но при этом не погружаться в детали. Хочется описать то, что случилось со мной, о чем я думала и мечтала, что происходит сейчас, при этом сохранив самое сокровенное для себя.
Это эссе написано в турбулентности. Я задаю себе вопросы, переосмысливаю личный опыт и лишь начинаю формировать свою оценку. Это не автобиография, а отпечаток моих воспоминаний и переживаний. Думаю, в этом и есть суть моего эссе. И мне очень интересно, что из этого получится.
Меня всегда увлекало творчество
Я любила узнавать новое и постоянно искала себя. Соломоплетение, изобразительное искусство, керамика, журналистика, музыкальная школа и театральные постановки – всё это и не только я успела попробовать до окончания школы.
Мне никто не мешал. Всегда находились люди, которые верили в меня, поэтому моя тяга к творчеству сохранилась. Когда пришло время выбирать университет, я не знала точно, чем хочу заниматься. Я решила, что рисование точно не помешает, поэтому искала место, где бы преподавалось изобразительное искусство.
ВУЗ, в который я в итоге поступила, не был университетом моей мечты. И не стал им. Он слишком обычный. Мало кого там интересовало настоящее творчество, а бессмысленных правил оказалось очень много – вероятно, второе выводится из первого.
Я часто замечала, что не только студенты не были заинтересованы в учебе, но и педагоги с администрацией не понимали, зачем им нужно стараться. Особенно меня расстраивало такое отношение со стороны администрации.
Однако, чего ждать от университета, в котором не всегда закрывается вступительный набор, то есть, мест для поступления больше, чем людей, которые хотели бы там учиться?
Многие идут в этот университет лишь потому, что просто не смогли поступить в другой. Моя подруга говорила, что это – «картонный университет», в котором от настоящего университета только название. Беларусские студенты поймут, о чем идет речь.
Когда я читала программу обучения, надеялась, что будет много интересных предметов. Но приятные воспоминания оставили только пары по скульптуре и живописи: преподаватели хотя бы пытались чему-то научить и поддержать нас. С остальными преподавателями не получилось практически ничего.
Я не знала, кем хочу быть и что буду делать после выпуска. В шутку говорила, что, в крайнем случае, пойду работать учителем в школу. Всё, что я слышала о работе в школе – это то, что там мало платят и учителям трудно сохранить здоровую психику. Перспективы были не очень радужные, хотя с детьми мне работать нравилось.
В какой-то момент я познакомилась с общественными инициативами. Меня это безумно заинтересовало. Мне нравилось то, как построено взаимодействие в таких организациях. Мне нравилось ощущение свободы. Я чувствовала, что люди вокруг заинтересованы в результатах общего дела и не боятся нового. Мне показалось это чем-то очень близким. Я увидела, что моё желание делать мир лучше, удобнее и приятнее, можно попробовать реализовать здесь. Это желание стало решающим в двадцатом году.
2020 год тогда и сейчас
Мне кажется, что массовые мирные протесты повлияли на мою жизнь позитивно. Я увидела) в них пример того, как можно действовать, пример смелости.
Мне не нравился существующий порядок вещей, не нравилось то, как работает система. И я надеялась, что смогу что-то поменять. Для меня было важно действовать. Массовые мирные протесты стали отличной площадкой для выражения своей точки зрения, громко и заметно. Не могу представить себе лучшую ситуацию для изменений себя и страны.
Воскресные акции были местом, где я убеждалась в том, что проблемы действительно существуют, и что не одна я хочу их решить. Видеть рядом столько людей, видеть, что они свободны, ощущать их энергию – это заряжало меня уверенностью и смелостью.
Мне кажется, что к протестам 2020 года систему государственного управления привела жажда власти и страх ее потерять. Для меня это было убедительным доказательством того, что систему следовало менять. Страх не должен быть руководящим фактором.
Признаюсь, иногда в моей голове мелькали мысли: «А может мне показалось? Может быть, в Беларуси все хорошо, а мы просто не знаем? Может, не хотеть ничего менять – это нормально, а я еще маленькая и ничего не понимаю?». Мысли появлялись, но быстро исчезали, когда я думала о том, как жестоко обошлись с людьми, которые просто видели ситуацию по-другому.
Я всё ещё сомневаюсь в некоторых действиях мирных беларусов, которые выходили на протесты, в их эффективности и целесообразности. Пока у меня нет ясной оценки того, что произошло. Ощущаю, что эта история ещё не закончена, поэтому мне сложно ее объективно оценивать.
Для того, чтобы увидеть полную картину, её нужно рассматривать на достаточном расстоянии. Однако, я надеюсь, что беларусам удалось увидеть друг друга, осознать то, что мы сделали вместе и поодиночке.
Испытания
Заключение было очень сложным периодом моей жизни. Мне пришлось столкнуться с изоляцией, лишением прав, потерей контроля над своей жизнью, разрушением личного пространства и представлений о мире вообще, всех принципов и моральных ориентиров.
Спецслужбы делали все, чтобы заключенные стали руководствоваться инстинктами самосохранения потому, что так проще разъединять людей, так проще управлять. Это вселяло страх и даже ужас. Для того, чтобы как-то устоять перед разрушающим опытом, психика искала возможности выстоять.
В первый день моего задержания я начала искать в этом пользу. Первое, что мне пришло в голову, была мысль: «Я, по крайней мере, занимаю место какого-то более активного человека». После этого пришла идея – «изоляция полезна тем, что…. у меня теперь есть время для наблюдения за собой и окружающим миром». После добавилась мысль, что можно из наблюдений делать выводы, которые могут помочь мне жить дальше. В конце концов я поняла, что кроме пользы от моего ареста, которую, быть может, я сама себе придумала, я смогу сохранить воспоминания. Мне хочется верить, что эти воспоминания смогут повлиять на беларусское общество в лучшую сторону.
Мои наблюдения помогали справляться не только с изоляцией. Они помогали смотреть на ситуацию шире и адекватнее.
С лишением прав и потерей контроля помогали справиться ритуалы. Занятия спортом, уход за телом, написание писем, чаепитие в одно и тоже время вместе с сокамерницами. То, где я могла полностью контролировать своё тело и сам процесс.
На мировоззрение довольно сильно могла влиять пропаганда. Она пыталась убедить тебя: все, что ты знаешь о мире – это ложь. И иногда я чувствовала себя сумасшедшей.
Когда меня посадили в тюрьму, то в новостях почему-то начали говорить про диалог со студентами и совместную работу с ними. Тогда мне было немного обидно, что я оказалась не на месте тех, с кем разговаривают, а той, кому затыкают рот. Но потом сокамерницы мне объяснили, что все, что говорят по телевизору, нужно фильтровать. И эта новость означала то, что в среде студентов проводятся чистки.
В какой-то момент я научилась фильтровать новости и это помогало мне не расстраиваться из-за них. Сначала мне было тяжело смотреть провластные каналы, но потом захотелось смотреть и читать, чтобы найти то, что меня поддержит. Так, некоторые политзаключенные любили читать статьи Муковозчика. Он каждый раз затрагивал какую-то протестную сферу. Оттуда точечно удавалось выхватывать некоторые подробности и факты о том, чем занимаются сейчас те, кому не всё равно.
Из провластных статей я узнала про НАУ, созданное Павлом Латушко, и другие инициативы эмигрировавших белорусов, про то, что вводят новый пакет санкций и про то, кого задержали в этом месяце.
А ещё я помню, как стала пропадать реклама и некоторые телешоу. А по вечерам стали крутить одни и те же фильмы. Помню, три раза за зиму показали один и тот же сезон “Ледникового периода”.
Письма являлись довольно важным источником информации о реальной жизни. Они замедляли процесс распада и делали период слома мировоззрения более щадящим.
Я получала письма от семьи с рассказами как съездили на дачу или праздновали Пасху, с фотографиями и рисунками. Мне особенно нравились рисунки потому, что в рисуя люди чаще дают себе свободу, чем когда излагают мысли вербально.
Какое-то время мне приходили письма от незнакомцев. Я хорошо запомнила женщину, которая сначала присылала мне очень хорошие стихи, а потом стала присылать фотографии с выставок. Я часто просила об этом тех, кто писал мне письма. Некоторые стихи я заучивала.
Картины я показывала сокамерницам – мы устраивали просмотры и обсуждали смыслы, говорили об искусстве. Так мы поднимали довольно важные вопросы, о которых просто так в тюрьме вряд ли бы заговорили. Мы рассуждали об экологии, когда рассматривали рисунок с пчелами, и о внутренних ощущениях, когда обсуждали работу, на которой были изображены камни в тёмном круге. Мы пытались разобраться в сложных терминах, которыми называли художники свои работы, не имея доступа к интернету. Это было забавно и интересно.
Для меня это очень ценные воспоминания. Я получала письма с хорошими стихами, рассказами, с детскими рисунками, с рецептами и маленькими историями о городах, в которых живут те, кто писал. Не так важно было, что написано в письме. Я понимала, что люди старались меня поддержать. Я бы не сказала, что все эти вещи сделали мое заключение простым, но они помогли мне хоть капельку сохраниться, они были одной из веревочек, на которых все держалось).
Будущее
Мне кажется, чтобы получить что-то новое, нужно создавать новое. Поэтому я слежу за новыми инициативами. И сама хотела бы делать что-то полезное.
Я много размышляю о том, как улучшить положение тех, кто сейчас находится в заключении. Часто думаю о реформе пенитенциарной системы Беларуси. Нынешняя система не справляется с заявленной функцией исправления и только калечит людей. Нужно сделать её более гуманной и эффективной.
В Беларуси исполнением приговоров занимается Департамент исполнения наказаний, а учреждения, в которые обычно помещают осужденных, называются исправительными.
Наказание мне кажется довольно сомнительным инструментом исправления. Мне также кажется, что перевоспитать человека без его желания не сможет никакая система. Нет смысла тратить ресурсы на угрозы. Я вижу смысл в том, чтобы создавать среду, в которой человек мог бы жить по-другому, не угрожая свободе других людей. Идеальный вариант – это система, где с человеком работали бы сотрудники, которые не считают его плохим или хорошим. Нужен системный подход. Мало изменить условия содержания. Важно, чтобы отношение к людям изменилось. Чтобы люди перестали бояться, манипулировать и угождать. Не имеет значения, сколько лет кроватям, на которых ты спишь, или вообще какие вокруг декорации, когда ты уверен, что находишься в безопасности – когда я думаю об этом, то вспоминаю лето в деревне.
В моем окружении мы поднимаем вопросы восстановления справедливости, люстрации и судов. Я переживаю из-за того, что беларусское общество не будет готово к тому, чтобы восстановить справедливость или, наоборот, станет чрезмерно жестоким и воссоздаст такую же ужасающую систему.
Я часто размышляю о страхе и влиянии его на общество. Я видела, как страх может влиять на личность. Я ощущала эти изменения в себе. Я видела это в сокамерницах и видела это в тех, кто причастен к моему заключению.
Страх действует деструктивно как на человека, так и на общество. Он помогает управлять людьми, чем пользуются авторитарные режимы. Но в долгосрочной перспективе общество, управляемое страхом, деградирует.
Страх – это антипод прогресса. Система, построенная на страхе, мне чужда. Я хочу, чтобы в будущем беларусы никогда не переживали того, с чем столкнулись беларусские политзаключенные.
Серьезной реформы требует система образования Беларуси. У меня нет конкретного плана реформ, но я чувствую, что нашей системе образования не хватает свободы и гибкости. Надеюсь, что смогу поучиться в разных странах и увидеть, какие подходы и методы они используют. Тогда, может, я смогу чуть яснее сформулировать то, что хотела бы видеть в Беларуси.
Сама я планирую восстанавливаться и развиваться, получить хорошее образование. Думаю, что только так я смогу повлиять на будущее, может быть, не только на свое, но и всей Беларуси.
Нам предстоит долгий путь. Даже если Лукашенко уйдет завтра, то общественный диалог будет продвигаться медленно, но, возможно, только в более конструктивном русле.
Я надеюсь, что мы окажемся способны построить лучшее и более справедливое общество – Беларусь, в которой опять захочется жить!