Я, Мария, бывшая студентка Белорусской государственной академии искусств, училась на факультете дизайна и декоративно-прикладного искусства. На кафедре промышленного дизайна я изучала дизайн промышленных и бытовых продуктов. Моим направлением учебы был экспозиционный (выставочный) дизайн. Основная его специфика – проектирование и все ступени разработки, в том числе выбор материалов, конструирование, цветовое и эстетическое решение малых и средних архитектурных форм. Экспозиционный (выставочный) дизайн – это не только про выставки и музеи, это огромное количество ежедневно окружающих нас объектов: автобусные остановки, магазины, витрины, галереи, уличное освещение, детские площадки. Мне очень нравилась учеба, преподаватели и атмосфера, которая витала на факультете. Мы оставались до позднего вечера в аудитории, заказывали еду и готовили наши проекты к просмотрам. Преподаватели относились к этому с пониманием. Учеба была непростой и отнимала много времени, так как большую часть программы занимали предметы, которые включали в себя разработку целого проекта. Преподаватели старались не ограничивать воображение студентов, что помогало рождению интересных и смелых решений.
Академия в эпоху выборов
В нашей академии училось всего 1400 студентов, для сравнения: в БНТУ – 28000. Академия была престижным по беларусским меркам учреждением, куда из-за большого конкурса некоторые студенты поступают по несколько раз. Я поступила только со второй попытки. По окончанию учебы я планировала продолжить развиваться в направлении предметного дизайна и хотела найти работу в этой сфере.
В 2020 году я перешла на 4 курс и начала сочетать учебу с активизмом. Я не могу назвать себя человеком, имеющим глубокие знания в области истории нашей Родины. Моя семья никогда не имела привычки прислушиваться к мнению из телевизора и черпать новости только из государственных СМИ, поэтому я тоже предпочитала узнавать информацию из разных источников. Протестное настроение людей начало проявляться в мае 2020 года, когда началась президентская избирательная кампания и появились первые задержания. Вечер 9 августа 2020 г. – яркая отправная точка массовых протестов, ставших ответом граждан на действия силовых структур в отношении людей, которые были не согласны с фальсификациями результатов выборов. Я думаю, многие почувствовали ответственность за будущее страны. Наличие общей цели каждый раз мотивировало людей выходить на протесты.
После массовых систематических задержаний протест стал обретать более гибридный формат. Помимо масштабных воскресных маршей появились женские марши, марши пенсионеров, цепи солидарности медиков, дворовые акции, акции работников заводов, студенческие протестные инициативы. Не молчали и айтишники.
До 2020 года учеба была достаточно интересной и не имела политического напряжения, хотя в студенческих работах иногда присутствовал подтекст на тему политики. С началом учебного года и первых акций большинство студентов и преподавателей на фоне всей ситуации сплотились и старались поддерживать друг друга. Но со стороны некоторых сотрудников академии проявилось враждебное отношение к протестующим. Многие студенты отражали свою рефлексию в картинах и проектах, на что руководство академии реагировало очень агрессивно. Они заставили снять такие работы с летней практики. Несмотря на недовольство ректората, наши студенты наряду с представителями других университетов каждый день становились в цепи солидарности, пели песни и достойно парировали в спорах со сторонниками режима. Ректор и проректор часто вызывали студентов на профилактические беседы, в их монологах присутствовали угрозы отчисления и призыва в армию. В сентябре 2020 г. реакция силовых структур на студенческие марши была особенно жесткой: студенты все чаще появлялись в списках задержанных.
Студенческий протест становился более организованным. Через месяц регулярных массовых задержаний мы со студентами-активистами создали университетские чаты и каналы в телеграме, в которых можно было обсуждать ситуацию в своем ВУЗе и в стране в целом. Это помогло установить постоянную коммуникацию. Эта координация работала: задержаний студентов стало меньше. В чатах обсуждались форматы законных акций, общая обстановка в университете, задержания и отчисления студентов, возможность оказания отчисленным студентам материальной или юридической помощи. Мне очень нравилась такая активность. Многие предлагали помощь в расклеивании листовок и наклеек, помогали с составлением списков репрессированных. Акции проходили и в других университетах Минска, и в регионах. Когда начались массовые отчисления, никто не знал, как с этим бороться. Были попытки оспорить результаты отчисления, но они ни к чему не привели. В начале учебного года в ВУЗах появилась должность проректора по безопасности, которую занимали сотрудники КГБ. Одной из их обязанностей был вызов студентов на беседы. Они могли после предъявления приказа на отчисление вручить студенту повестку в армию. В нормативных документах появились новые пункты и положения о массовых мероприятиях, о запрете на фото- и видеосъемку, которые нарушали основные права и не могли иметь законной основы. Так прошли три месяца регулярных студенческих акций, отчислений и угроз.
Арест
Меня задержали 12 ноября 2020 года. Когда я выходила из дома, чтобы поехать на занятия, ко мне сзади подошли несколько мужчин. Один из них предъявил удостоверение сотрудника КГБ и сказал, что я задержана в качестве подозреваемой, поэтому надо вернуться домой, чтобы они произвели обыск. После долгого и подробного обыска сотрудники объявили, что я арестована. Пока мы ехали, немного поговорили на тему политики. Мне показали Уголовный Кодекс, из текста которого я поняла, что меня обвиняют по ст. 342 ч.1 «Организация групповых действий, грубо нарушающих общественный порядок,и сопряженных с явным неповиновением законным требованиям представителей власти и повлекших нарушение работы учреждения». Сотрудник КГБ указал мне пальцем в тексте на положенный по этой статье срок: до 3 лет. У меня спросили номер телефона родителей, чтобы уведомить их, где я нахожусь. Как выяснилось позже, родителям никто не позвонил.
Через несколько дней в СИЗО КГБ я узнала, что в так называемом студенческом деле 12 человек. В моей камере по этому делу находились три студентки. Условия были ужасные: вместе туалета в камере стояло ведро, которое нужно было выносить дважды в день. Каждые пару минут сотрудники СИЗО смотрели в глазок камеры, из-за чего помыться или сходить в туалет было проблематично. Так как родные не знали, где мы находились, первые 5 суток у нас из вещей были только выданные кружка, мыло и половина рулона туалетной бумаги. На наш вопрос «Сколько времени?» сотрудники не отвечали, и мы ориентировались на колокола церкви, которая была рядом. Три раза в день раздавался колокольный звон. Кроме этого звука ничего не было слышно. Из-за тишины казалось, что нас трое на всё СИЗО. Громко говорить было запрещено, свою фамилию называть нужно было очень тихо. О присутствии других заключённых свидетельствовали лишь мусорные пакеты за каждой дверью камеры. Все время, что мы находились в СИЗО КГБ, мы спали. Просыпались только на завтрак, обед, ужин, прогулку и следственные действия.
Через 8 дней нас перевели в СИЗО-1, где уже было гораздо больше политических заключенных. Начали приходить письма, был телевизор. Стало полегче морально. Обстановка вокруг больше напоминала общежитие: общежитие со строгим режимом. С ребятами, которые проходили по так называемому студенческому делу, мы общались на ознакомлении с материалами уголовного дела. Когда начался суд, мы с утра и до 6–8 часов вечера были на заседаниях. Хотелось пить и поэтому мы ругались с конвоем: нам запрещали брать с собой воду, говорили, что вода есть в кране в туалете. После 21 заседания суда, который длился 2 месяца, огласили приговор – 2 года 6 месяцев лишения свободы. Перед тем, как нас повезли обратно в СИЗО, мы все обнялись и, договорились встретиться на свободе. Это был очень трогательный момент… Апелляцию я ждала в СИЗО Гомеля. Приговор оставили без изменений.
Колония
В колонии общаться получалось не со всеми, так как заключенные работали в две смены, и мы почти не пересекались. Сразу по приезду в колонию меня поставили на профилактический учет якобы за «склонность к экстремизму и другой деструктивной деятельности». поэтому я должна была носить желтую бирку. За весь срок я побыла в шести отрядах. По словам сотрудников колонии, это делалось в целях воспитания. В колонии для экстремистов созданы особые условия с дополнительными ограничениями в отличии от заключенных с обычными уголовными статьями. Политзаключенные получают только сутки длительного свидания, когда остальные получают двое или трое суток. Для политзаключенных часто устраивают провокации, которые по приказу администрации устраивают другие осужденные, чтобы те получили наказание за нарушение в виде лишения передач, свиданий, ШИЗО. Нарушение получить можно за расстегнутую пуговицу, как за нарушение формы одежды, за передачу друг другу сигарет, продуктов питания, предметов личной гигиены или какой-либо вещи. В колонии это категорически запрещено, так как считается отчуждением или присвоением. Иногда подкидывали иголки и таблетки, вшивали их в одежду, наливали воду в обувь. Администрация колонии делает всё для создания токсичной среды не только для политзаключенных, но и для тех, кто их поддерживает. Охрана любит натравливать осужденных друг на друга, чтобы сделать условия максимально дискомфортными, потому что по их мнению, “зек должен постоянно страдать”.
Многие в колонии не любят «экстремистов». В колонии среди осужденных достаточно много сторонников авторитарного режима, несмотря на то, что зачастую сами заключенные являются жертвами судебной системы вне зависимости от совершенного преступления – осуждение часто сопровождалось нарушениями Уголовно-процессуального кодекса. Мне кажется, что судебная система отражает суть действующего в стране режима. После начала войны отношения в колонии сильно обострились, чему способствовал просмотр госТВ. Альтернативных каналов в колонии не показывают. Тему войны политзаключенные обсуждали тихо и между собой. Мы постоянно обсуждали новости, войну, задержания, поэтому даже сотрудники называли нас “кружком по интересам”. Политические заключенные всегда держались отдельно от осужденных по обычным уголовным статьям. Регулярное общение с людьми, осужденными за гражданскую позицию, придавало силы. Внутри нашего “желтого кружка” всегда была атмосфера сестринства и взаимоподдержки. Несмотря на то, что наши ожидания и надежды не оправдались в полной мере, я придерживаюсь мнения, что нельзя за три года избавиться от системы, которая выстраивалась десятилетиями и имеет чересчур глубокие корни. Репрессивная система выкорчёвывала и истребляла любое инакомыслие. Я считаю, что беларусы не должны думать, что все безрезультатно, потому что именно такого настроения добивается нелегитимная власть Беларуси. Я очень хочу верить, что в скором времени я смогу вернуться в Беларусь, не боясь за свою безопасность и быть уверенной, что не встречусь с дискриминацией из-за судимости. На данный момент в Беларуси почти две тысячи признанных политзаключенных, которые каждый день теряют драгоценное время, которое могли бы провести со своими родными и близкими. Сейчас они живут только верой и надеждой, что скоро все закончится и они выйдут на волю. Мне было очень тяжело прощаться с подругой, которая была со мной весь мой путь. Она – мать двоих детей, отец которых тоже сидит. Моя подруга всегда поддерживала и защищала меня. Большая разница в возрасте никак не мешала нашей дружбе. Репрессии в отношении политзаключённых усиливаются, их хотят лишить связи с внешним миром. Сейчас я получила от подруги только открытку на день рождения. А ее дети могут общаться с мамой только 10 минут в месяц по видеосвязи… Мысль о моих подругах, находящихся в колонии, придает мне силы сейчас и не дает забывать о том, сколько замечательных людей совершенно необоснованно лишены свободы и напоминает, ради чего нужно продолжать бороться.
Мне кажется, что основной причиной нашего задержания было подавление студенческого протеста. У меня есть ощущение, что теперь массовый студенческий активизм в Беларуси невозможен. Репрессии в отношении студентов имеют многие негативные последствия. Одно из них: количество абитуриентов после 2020 года значительно снизилось, что говорит о нежелании студентов получать образование в Беларуси. В предъявленном нам обвинении было сказано, что студенческие протесты стали причиной снижения имиджа ряда белорусских университетов. Однако практика показывает, что репутация университета снижается из-за нежелания сотрудников образовательных учреждений обращать внимание не только на проблемы студенчества, но и на общественно-политические.
Беларусы не сдаются
За время, которое я находилась в СИЗО и в колонии, я обрела очень близких друзей, с которыми мы вместе пережили многие беды. Верю, что именно в трудные времена может родиться действительно крепкая дружба. Поэтому и по ряду других причин я не считаю это время потерянным. Сейчас у меня есть твердое желание участвовать в жизни Беларуси, сохранять коммуникацию с беларусами внутри страны и за ее пределами. Для этого нужно содействовать тому, чтобы Беларусь не уходила с повестки. Важно продолжать популяризировать культуру и язык. Необходимо напоминать людям в эмиграции, по какой причине они уехали, и не давать демократическим силам Беларуси забыть то, за что они боролись.
Я освободилась из мест лишения свободы 30 ноября 2022, полностью отбыв срок наказания. Через 20 дней я уехала из Беларуси в Литву, где живу уже 6 месяцев. Сейчас я готовлюсь к учебе в Вильнюсской академии искусств, так как хочу получить образование, которое не успела завершить в Беларуси, потому что была отчислена в день задержания. Для меня студенчество – это важная ступень в жизни, которая может помочь определить вектор будущей жизни.
В Литве я успела познакомиться со многими бедарусами. Несмотря на то, что я часто слышу про усталость бороться по причине безрезультатности, люди продолжают предпринимать усилия в борьбе с режимом. Большинство из них работает в беларусских СМИ, НГО, или участвуют в волонтерстве. Они говорят, что эта деятельность помогает не забывать о Беларуси. Мне нравится, что несмотря на массовую усталость и выгорание, люди продолжают бороться. Я бы очень хотела продолжить активистскую деятельность, чтобы помогать беларусам, которые являются жертвами режима из-за своих взглядов. Мечтаю, чтобы наши друзья, чьи-то родители, дети, братья и сестры оказались дома, чтобы у всех вынужденных уехать беларусов была возможность вернуться домой и почувствовать свободу без страха быть задержанными.